В интервью Bloomberg Green генеральный директор «Shell» Бен ван Бёрден настаивает на том, что он больше не управляет нефтяной компанией.
«Royal Dutch Shell Plc» добывала около 2,7 млн баррелей нефти каждый день, пока новый коронавирус не завладел миром. Спрос на нефть, основной продукт компании, упал почти на треть в апреле, и цена West Texas Intermediate впервые кратко упала до отрицательных значений.
Нелегко управлять нефтяной компанией, когда люди внезапно перестают нуждаться в нефти. В ответ генеральный директор Бен ван Берден сократил расходы и сократил дивиденды «Shell» впервые со времен Второй мировой войны. И, как предупреждают критики, компания по-прежнему обременена долгами после приобретения «BG Group» в $53 млрд в 2015 году.
Этот опасный момент для нефти делает стремление ван Бёрдена установить личность после
ископаемого топлива для 113-летней компании более существенным и трудным. Он даже не уверен, что хочет быть известным как человек, управляющий одним из крупнейших производителей нефти в мире. Как сказал он Bloomberg Green: «Сам факт того, что в этом интервью вы называли нас нефтяной компанией, является симптомом проблем, с которыми мы сталкиваемся».
Как будто чтобы доказать это, ван Бёрден выпустил новый климатический план в разгар исторического падения цен на нефть. Цель состоит в том, чтобы сократить все выбросы до «чистого нуля» к 2050 году, включая так называемые выбросы Scope 3, генерируемые потребителями, сжигающими продукты «Shell». Каждый двигатель внутреннего сгорания, каждая электростанция, каждый нефтехимический завод — все потребители ископаемого топлива будут в один прекрасный день вынуждены фиксировать свои выбросы или сажать леса в качестве компенсации.
Только 3 других нефтяных специалиста — «Total», BP и «Repsol» — разделяют амбиции ван Бердена, и каждый применяет разрозненные определения и методы для попытки стать парадоксом: нефтяная компания без выбросов. План«Shell», пожалуй, самый амбициозный. Успех будет означать принятие мер, которые ранее ни одна нефтяная компания не предпринимала, например, продавать нефть и газ только тем клиентам, у которых есть средства для устранения или компенсации своих выбросов.
Ван Берден, отец четверых детей, разговаривал с Bloomberg Green по телефону 14 мая, когда цены на нефть были значительно ниже половины их до пандемического уровня. Он рассказал о своих опасениях беспорядочного перехода к энергопотреблению, своем призыве к активизации действий правительства и о планах порадовать акционеров. Интервью было отредактировано и сжато для ясности.
Как вы сталкиваетесь с вопросами ваших детей об изменении климата?
Мои дети в возрасте от 10 до 25 лет. В конце концов, у нас есть глубокие философские дискуссии. Мой старший сын понимает, что мы делаем. Он может быть критическим, но я убедил его в моем фундаментальном понимании. С 10-летним, конечно, вы так не можете. Что вы можете сделать с 10-летним ребенком, это сказать: «Ты доверяешь папе делать то, что тебе нужно?» И он скажет: «Да, я тебе доверяю. Я знаю, что ты меня любишь. Я знаю, что ты поступишь правильно для меня, и поэтому я верю в тебя».
Это хороший разговор с 10-летним. Но мы не можем иметь такого отношения с обществом. Если бы я спросил общество: «Вы доверяете мне делать правильные вещи?» Я думаю, что знаю ответ. Поэтому нам нужно больше работать, чтобы восстановить доверие там, где мы его потеряли, и укрепить его там, где мы его не потеряли.
Что вы делаете, чтобы вернуть это доверие?
Меня бесконечно беспокоит то, что нас видят — не наши клиенты, между прочим, но некоторые слои общества — почти как нежеланный игрок на энергетической сцене или в обществе в целом. Простите за мою предвзятость, но я не думаю, что этого заслуживаю в основном, и я не думаю, что это делает нас справедливыми. Это несправедливо по отношению к людям в «Shell». Это не отдает должное тому, что мы делаем в данный момент.
Я принципиально верю, что мы должны сыграть ключевую роль в энергетическом переходе: наши возможности, масштаб, который мы привносим, идеи и все остальное. Тот факт, что в этом интервью вы называли нас нефтяной компанией, является симптомом проблем, с которыми мы сталкиваемся. Мы гораздо более изощренный и интегрированный игрок в энергетике, и мы пытаемся вырастить нашу ненефтяную часть намного быстрее, чем нефтяную.
Ваш климатический план основан на сотрудничестве с другими отраслями в разработке технологий, оказании помощи вашим клиентам в разработке планов нулевых выбросов или покупке компенсаций для них. Что-нибудь было сделано в таком масштабе раньше?
Монреальский протокол для решения проблемы озонового слоя и озоноразрушающих газов был явным усилием, которое требовало массированной оркестровки, инициированной промышленностью. Это более простое предложение, потому что именно поставщики этого материала объединились с рядом правительств. Энергетический переход чрезвычайно сложен. Это потребует оркестровки в масштабе, которого мир никогда не видел. Если вы не начнете с этим в ближайшее время, это будет очень разрушительным в конце или не произойдет. И оба являются неприятными выводами.
Разве клиенты не выберут другого поставщика энергии, который не навязывает такие строгие климатические условия?
Вы можете сказать, что это немного прыжок веры. Но тогда я бы также сказал, что для общества это прыжок веры в то, что мы собираемся достичь «чистого нуля» к 2050 году. Если как общество нам нужно достичь этой точки «чистого нуля», я надеюсь и предположу, что нет. Не останется слишком много предприятий, которые скажут: «Ну, слушай, ты же знаешь, что мы не собираемся быть частью этого подхода «ноль-ноль»».
Для всего этого понадобится очень властное правительство. Вы поддерживаете это?
Если мы считаем, что рынок каким-то образом позаботится об этом, что вы установили цену на углерод, и все уладится, или что мы можем посрамить компании в этом, имея структуры ESG, которые скажут им, что правильно, и что не так, тогда я думаю, что мы шутим сами. Это требует очень значительного интервенционистского подхода, и все отрасли должны быть частью вмешательства.
Одним из способов формирования государственного вмешательства является лоббирование. Например, «Shell» является членом Американского нефтяного института и Нефтяной ассоциации западных штатов, чья климатическая политика не соответствует политике «Shell». Когда вы оставите свое членство в группах, которые не соответствуют вашим климатическим планам?
Многие из этих учреждений не просто лоббируют группы. Они являются очень хорошими институтами, которые помогают устанавливать стандарты, чтобы обеспечить ответственное ведение наших операций и т. д. Они также занимают позиции, и мы хотим, чтобы эти позиции отражали позиции, за которые мы выступаем. Там, где это не так, мы будем пытаться влиять, модерировать и модифицировать и все остальное. И если мы чувствуем, что прогресса больше нет, то нам лучше сказать: «Извините, у нас непримиримое расхождение во мнениях», и мы выходим из этого.
Предполагая, что вы не получаете государственной поддержки для продвижения исследований по производству водорода, а также по улавливанию и хранению углерода, что вы должны будете сделать, чтобы сделать их жизнеспособными?
Оставайтесь с программой немного дольше. Это именно то, что мы делаем. Вы можете принять негативное мнение и сказать, что мы знали, что водород — это хорошо, и мы знали, что нужен CCS [улавливание и хранение углерода], но этого не произошло. Я не подписываюсь на такой подход. Нам нужно много водорода в смеси. Нам нужен значительный CCS. Я прогнозирую, что в ближайшие несколько лет вы увидите, что проекты CCS начнут развиваться. Вы увидите, что очень масштабные водородные проекты также будут запущены. И я надеюсь, что мы будем связаны и вовлечены в каждый из них.
Как вы видите роль «Shell» в разработке энергетических технологий следующего поколения, таких как небольшие атомные электростанции или более дешевые солнечные или плавающие ветряные турбины?
Мы попробовали это, и это не сработало. Другие могли бы потратить на это гораздо больше денег с гораздо более низкими ожиданиями возврата. Но мы должны на самом деле работать с основным товаром и атрибутами электронов и молекул водорода, которые он производит. Потому что именно в этом и заключается наша основная возможность, и нет никого, кто мог бы заниматься такой интеграцией систем.
Является ли то, что происходит сейчас, беспорядочным энергетическим переходом, который, как вы сказали, является одним из ваших самых больших страхов?
То, что происходит сейчас, является беспорядочным, но это не переход. Мы видим, что если вы хотите каким-то образом сократить потребление энергии на 25% или на основе углеводородов, вам нужны драконовские меры, чтобы добиться этого сокращения. Вы должны запереть людей. Вы должны закрыть экономику. Он показывает масштаб проблемы, насколько она сложна и каковы будут последствия, если вы действительно захотите использовать очень упрощенный подход к избавлению от нефти и газа.
Изменится ли мир после пандемии, когда спрос на нефть достигнет пиковых значений?
Я думаю, что мы выйдем из этого как уже другое общество, может быть, совершенно другое общество. Отношение будет другим. Модели спроса могут быть разными. Мы можем увидеть более низкий спрос на более длительный период. С другой стороны, все технико-экономические проблемы энергетического перехода все еще существуют. Нам еще предстоит выяснить, как мы будем использовать гораздо больше электроэнергии по сравнению с сегодняшним днем. Все будет иначе.
Приобретение BG в 2015 году произошло, когда прогноз по сжиженному природному газу был очень оптимистичным. Теперь это не так оптимистично. Каким вы видите будущее сейчас?
Мы по-прежнему очень верим, что с учетом нынешних перспектив спроса и предложения это фундаментально сильный сектор, который будет расти со скоростью, близкой к 4% в год. Это самый быстрорастущий сектор в углеводородном пространстве. И мы лучше всех можем воспользоваться. Очевидно, что мы будем сгибать нашу инвестиционную программу в соответствии с тем, куда, по нашему мнению, пойдет сектор, но прибыльность бизнеса и перспективы этого бизнеса будут такими же хорошими, как вы видели до пандемии.
Разве с резким сокращением дивидендов вы не рискуете оттолкнуть инвесторов?
Я думаю, что компании или инвесторы, которые смотрят на нас просто как на дивидендную машину, сочтут нас сейчас менее ценными. Но есть еще одна группа, которая рассматривает внутреннюю ценность компании. Будут некоторые инвесторы, которые решат, что им не нужно идти куда-то еще, а некоторые найдут это очень интересным.
Сокращает ли дивиденды ожидания о более низких доходах в зеленом переходе?
Это, очевидно, не причина, почему вы бы это сделали. Нам пришлось уменьшить доходы акционеров, потому что у нас не было денег, чтобы сделать эти доходы в текущих обстоятельствах. Это не означает, что теперь мы можем инвестировать в малоприбыльные предприятия. Этот переход энергии требует другого типа инвестиций и другого типа компании. Этого не произойдет, если не будет возврата.
Но с нефтью по таким низким ценам, как вы будете финансировать переход к чистой энергии?
Я хотел бы думать, что цены на нефть и газ, химическая и маркетинговая маржа не останутся на низком уровне. Если они это сделают, то у нас будет постоянно изменяющийся мир, и вам придется заново изобретать компанию более структурно, чем то, что мы делаем в настоящее время. На данный момент мы принимаем контрмеры; мы не изобретаем компанию. Если будут доступны менее привлекательные инвестиции в нефть и газ, тогда очевидно, что капитал будет направлен в другое место в пользу секторов, которые приносят хорошую прибыль.
Стали ли сопоставимы доходы от возобновляемых источников энергии с доходами от нефти и газа?
К тому времени, когда вы принимаете решение об инвестициях в нефтегазовые активы, вы уже потратили гораздо больше денег на разработку этого актива. Если вы хотите провести сравнение между проектами в энергетическом секторе или даже в химическом секторе и секторе добычи ресурсов, вы должны посмотреть на отдачу всего портфеля. Если вы это сделаете, разница не будет такой большой. Мы ожидаем, что в энергетическом секторе, в котором мы строим ветропарки и солнечные парки, мы получим доход от 8% до 12%. И от 8% до 12% в настоящее время мы даже не делаем в нашем разведывательном бизнесе.
Метки: Shell, «Royal Dutch Shell PLC», Бен Ван Берден, интервью
